Литовский перекрёсток

Вильнюс – наглядный пример безмятежности и доброжелательности

«Мы с таким же успехом могли остаться в Вильно, незачем было ехать во Францию».
Ромен Гари. Обещание на рассвете

Этот текст написан не под музыку Чюрлёниса, а под музыку группы Antis – по той причине, что она больше подходит для краткого описания современной Литвы. Здесь много чего намешано: и политика, и современная архитектура, и собственно музыка. Лидер группы Antis («Утка») Альгирдас Каушпедас за несколько последних десятилетий успел почти всё: прославился на советских рок-фестивалях и благодаря телепередаче «Музыкальный ринг», вошёл в Совет сейма «Саюдиса», возглавил Литовское телевидение, создал архитектурное агентство…

«Иногда получается ничего»

Памятник Ромену Гари в Вильнюсе. Фото: Алексей Семёнов

У Пскова с Литвой давние отношения. Помню, одна из моих статей называлась «От Довмонта до Будрайтиса». Она вышла после того, как в Псков приезжал пианист и музыковед Рокас Зубовас - правнук литовского классика Миколаюса Константиноса Чюрлёниса. В Приказной палате он представлял выставку фоторабот Антанаса Суткуса, Римантаса Дихавичюса и, конечно же, Чюрлёниса.

Это было в 2005 году. Тогда особый ажиотаж вызвал приезд атташе по культуре посольства Литовской Республики в России Юозаса Будрайтиса. Мало того что знаменитого литовского советского актёра у нас ещё не забыли, так оказалось, что Псков он тоже не забыл, таинственно обмолвившись, что с нашим городом у него «связаны романтические воспоминания». После чего все отправились в псковский клуб TIR – на концерт литовского джазового трио «Иофе-Лабутис-Шинкаренко».

Литовский джаз у нас известен почти так же хорошо, как и литовские театральные режиссёры.

Кстати, в духовую секцию группы Antis в своё время входили музыканты джаз-оркестра Литовской государственной консерватории, которым когда-то руководил Владимир Чекасин.

Ноябрьский концерт 2005 года трио «Иофе-Лабутис-Шинкаренко» (Альгидас Иофе – барабаны, Витас Лабутис - саксофоны, клавишные, Леонидас Шинкаренко – бас-гитара) был, на мой слух, одним из лучших джазовых концертов, когда-либо проходивших в Пскове. Особенно запомнилась шестиструнная бас-гитара.

Бас-гитарист Леонидас Шинкаренко мне тогда скромно объяснил: «Мы все выходцы из чекасинской школы и с Чекасиным играем давным-давно. Поэтому нам легко. Я знаю за пять шагов вперёд, что делает Арвидас и что делает Витас. Иногда получается ничего…»

Название одной из лучших своих композиций Open a door Леонидас Шинкаренко в соответствии с названием фестиваля на концерте перевёл как «Окно в Литву».

Окно - это, конечно, хорошо, но ещё лучше - дверь, open a door. И здесь важно за прочими обстоятельствами не забыть, где находятся ключи от этих дверей.

К счастью, они пока не в руках таких людей, как глава города Пскова Иван Цецерский, который на своей странице Facebook весной 2014 года задался вопросом: «Может, всем нам демонстративно все не выезжать с 1.06 за границу?»

Можно, конечно, насупиться, демонстративно запереться у себя дома и вообще не выходить на улицу и самим никого в дом не пускать. Но кому от этого будет хуже?

Не то чтобы литовские музыканты выступают в Пскове часто. Но одними воспоминаниями о литовском джазе дело, разумеется, не ограничивается. Взять хотя бы вокальный ансамбль Vox animae («Голос души») из литовского города Утена. Если ехать по автомобильной дороге из Пскова в Вильнюс, то город Утена миновать сложно. А если из Литвы приезжать с выступлениями в Псков, то лучше устраивать концерты где-нибудь поближе к Довмонтову городу, названному в честь самого знаменитого здесь литовца - князя Довмонта-Тимофея. Ансамбль Vox animae (руководитель – Виргиния Седуйкене) несколько лет назад так и поступил, устроив концерт прямо на крыльце всё той же Приказной палаты, находящейся в Пскове в Довмонтовом городе. В тот раз прозвучали старинные песни на литовском, итальянском, старофранцузском, русском…

Однако не стоит забывать, что многое зависит от угла зрения. К примеру, в Пскове князь Довмонт – безоговорочный герой. В Литве же Довмонт (Daumantas) не столь знаменит, а если известен, то, прежде всего, тем, что в 1263 году принимал непосредственное участие в убийстве первого великого князя литовского, короля Литвы Миндовга, которому приходился то ли сыном, то ли был женат на сестре жены Миндовга. Позднее с литовцами псковский князь Довмонт воевал не раз.

Зато в Литве до сих пор добрым словом вспоминают короля Стефана Батория, который 1 апреля 1579 года в Вильно (Вильнюсе) подписал привилегию об учреждении Академии и университета виленского Общества Иисуса.

Для жителей Вильнюса Баторий, в первую очередь, основатель местного университета, а для псковичей – завоеватель, безуспешно штурмовавший Псков спустя полтора года после основания вильнюсского университета.

«В Вильно, в доме шестнадцать по улице Большая Погулянка»

Велобар на улице Вильнюса. Фото: Алексей Семёнов

О Вильнюсе в Пскове совсем недавно, в апреле 2014 года, вспоминал родившийся в Вильнюсе французский актёр Брюно Абраам-Кремер, показавший в псковском драмтеатре моноспектакль «Обещание на рассвете». [ 1 ] Спектакль был поставлен по одноимённому роману ещё одного уроженца Вильнюса Ромена Гари. [ 2]

Сразу же после того спектакля Брюно Абраам-Кремер сказал, что «псковская публика лучше, чем вильнюсская». Возможно, он несколько преувеличивал. Тем не менее, я эти слова запомнил и привёл их, когда 7 июня 2014 года приехал в Вильнюс. Мне в Вильнюсе ответили, что «это не удивительно», потому что «литовская публика более сдержанная».

Оказавшись в Вильнюсе, я, помимо других известных мест, поставил перед собой задачу увидеть памятники Ромену Гари и Фрэнку Заппе. Мне казалось, что найти их будет легко, особенно учитывая литовскую доброжелательность.

По поводу доброжелательности всё оказалось действительно так. Более доброжелательного города я не видел. Но вопросы о Ромене Гари и Фрэнке Заппе почему-то ставили жителей Вильнюса в тупик. Они переспрашивали, не путаю ли я чего. Гари? Заппа? Удивление вильнюссцев было неподдельным. «У нас есть такие памятники?!»

Я им коротко рассказывал о том, что обладатель двух гонкуровских премий Ромен Гари – их земляк. «А Заппа? Он тоже здесь родился?» - спрашивали меня. «Нет, Заппа здесь даже не умер. Он американский музыкант, но первый в мире памятник ему тоже поставили здесь. Скинулись, собрали и поставили».

Наконец я оказался возле кафе «Франки», и это навело меня на мысль о том, что здесь-то уж наверняка знают, где находится памятник Фрэнку Заппе (тем более, что позднее выяснилось: памятник стоит неподалёку, надо только подняться на несколько кварталов выше).

В коротком совещании в кафе участвовало пять человек, одетых в чёрное: официанты, охранники… Кого-то специально вызвали с кухни.

Один из официантов, вежливо улыбнувшись, произнёс: «Вы ставите нас в неловкое положение». Ему действительно было неловко. Никто ничего не слышал ни о Ромене Гари, ни о Фрэнке Заппе. Ни о памятниках, ни о людях. «С такими вопросами к нам раньше никто не обращался», - развёл официант руками.

Я вышел из кафе, а они ещё совещались.

В одном из летних кафе молодой продавец оживился и ответил: «Кажется, я знаю, какой памятник вы ищите!» - и энергично показал, как туда дойти: прямо и направо.

Парень ошибся. Следуя указаниям, мы вышли к уже знакомому памятнику Барбаре Радзивилл. А Барбара Радзивилл и Фрэнк Заппа – это не совсем одно и то же. Хотя этот памятник выглядит так, что его запросто можно было бы назвать памятником Фрэнку Заппе.

У абстрактного памятника Барбаре Радзивилл мы развернули карту и снова стали перебирать возможные варианты. В это время к нам подошла незнакомая девушка, сидевшая за столиком в летнем кафе, и на хорошем русском спросила: «Не нужна ли помощь?»

О Ромене Гари и Фрэнке Заппе девушка тоже ничего не слышала. Я снова завёл историю о том, кто они такие. Писатель и музыкант. К нам присоединился вышедший из кафе парень в розовой футболке. С этой секунды мы стали использовать навигатор в смартфоне. Мы набирали имена, рассматривали картинки, искали улицы… Возникло ощущение, что все окружающие сейчас ищут два памятника – Гари и Заппе. Самое примечательное, что район поисков давно был известен – неподалёку от Русского драматического театра Литвы.

Над головой летали аэростаты. Небо над Вильнюсом напоминало корзину для шаров спортлото. Большая афиша обещала зрителям Русского драматического театра Zoikos butas, то есть «Зойкину квартиру». Неподалёку с шумом проехал велобар, где сидела весёлая мужская компания. Распевая песни и распивая пиво, компания дружно крутила педали… А мы крутили головами - искали памятник автору «Обещания на рассвете», несколько раз проходя мимо него и в упор его не видя.

А ведь был он совсем на виду – задравший голову мальчик с галошей, прижатой к груди. Маленький Ромен Гари. Большой писатель. Автор одной из самых моих любимых книг – «Обещание на рассвете».

В Вильнюсе множество памятников. Из тех, что открыты сравнительно недавно: памятники Адаму Мицкевичу, Константину Бальмонту, Мстиславу Добужинскому, Петру Ганнибалу и Александру Пушкину, Андрею Сахарову, доктору Цемаху Шабаду (прототипу доктора Айболита), безымянному фонарщику… Ожидаются ещё памятники Виктору Цою и Джону Леннону. Но мы искали памятники Ромену Гари и Фрэнку Заппе.

Первым отыскался памятник Ромену Гари скульптора Ромуалдаса Квинтаса. Он стоял там, где ему и положено быть, - на улице Басанавичяуса, она же Большая Погулянка. Тот, кто читал «Обещание на рассвете» или хотя бы смотрел спектакль, должен помнить трогательную сцену, произошедшую перед Второй мировой войной в городе Вильно. Будущий знаменитый писатель похвастался: «Я стану французским посланником», – а некий никому неизвестный господин Пекельный серьёзно попросил: «Когда ты будешь встречаться с влиятельными и выдающимися людьми, пообещай, что скажешь им… в Вильно, на улице Большая Погулянка, в доме шестнадцать, жил господин Пекельный».

И будущий французский посланник и литературный классик пообещал. В конце войны в Англии королева Елизавета производила смотр эскадрильи в Хартфорд-Бридже. Одним из лётчиков, стоявших навытяжку перед королевой, был герой «Обещания на рассвете». И далее Ромен Гари описал произошедшее так: «Я попробовал сдержаться, но слова сами собой слетели с языка, и, решившись осуществить безумную мечту человека-мыши, я громко и внятно сказал королеве: «В Вильно, в доме шестнадцать по улице Большая Погулянка, жил такой господин Пекельный…» Её Величество грациозно кивнула и продолжила смотр».

Тем, кто не читал «Обещания на рассвете», кажется, что девятилетний мальчик-памятник держит в руках шапку. Нет, это не шапка. Это галоша. Обыкновенная резиновая галоша. Точнее необыкновенная. Эта галоша – свидетельство беззаветной любви, отсылающая к событиям, описанным в главе XI «Обещания на рассвете». Девятилетний мальчик возле дровяного склада у зарослей крапивы столкнулся со светлоокой восьмилетней брюнеткой в белом платье и с мячом в руках. Её звали Валентина.

Все мальчики были готовы ради этой красавицы на всякие безумства. Янек, например, ради неё съел всю свою коллекцию марок. А что мог сделать ради неё девятилетний Роман?

В знак доказательства своей любви он съёл несколько пригоршней земляных червей, множество бабочек, килограмм вишен с косточками, трёх красных рыбок из аквариума, японский веер, мышь, а потом дошла очередь и до галоши. Он отрезал от неё кусочки и глотал. Глаза возлюбленной сияли от восхищения. Наверное, особенно они сияли, когда мальчика на скорой помощи отвозили в больницу. Но именно эта первая любовь спустя двадцать лет вдохновила Ромена Гари на сочинение своего первого романа «Европейское воспитание».

В романе «Обещание на рассвете», который всё же нельзя считать автобиографией, хотя он и переполнен биографическими подробностями, сказано: «Ещё долго после этого, странствуя по свету, я возил с собой надрезанную ножом детскую галошу. В двадцать пять, в тридцать, в сорок лет галоша всегда была при мне, стоило только протянуть руку. И в любой момент я был готов приняться за неё, чтобы вновь показать себя с лучшей стороны. Но этого не понадобилось. Жизнь не повторяется дважды. В конце концов я где-то потерял её».

Галоша нашлась. Не зря мы искали вильнюсский памятник Ромену Гари. Галоша находится на Большой Погулянке, она же улица Басанавичяуса.

«Попытка политически манипулировать деятелями культуры и искусства неприемлема»

Памятник Фрэнку Заппе в Вильнюсе.

Оставалось совсем немного – найти памятник ещё одному отчаянному человеку, Фрэнку Заппе. Для этого надо было добраться до улицы Калинауско, по которой я уже дважды проходил.

Заппа был на месте. Памятник производит впечатление по нескольким причинам. Во-первых, это реалистическое произведение. Вдова Фрэнка Заппы Гэйл Заппа не без основания предположила, что её мужу реалистический памятник, созданный Константинасом Богданасом, непременно бы понравился – потому, что Богданас был автором многочисленных памятников Ленину, автором каунасской скульптуры «Скорбящая мать» и т.п. В общем, он был традиционным советским скульптором. И вдруг – памятник «электрическому Дону Кихоту» Заппе, одному из самых неформатных людей, живших во второй половине ХХ века.

Заппа всю жизнь обожал разбивать стереотипы.

Фрэнк Заппа умер в декабре 1993 года. Литовские поклонники его творчества долго ждать не стали и почти сразу же собрали деньги на памятник любимому композитору. А копия памятника была установлена в штате Мэриленд, в Балтиморе - родном городе Фрэнка Заппы.

Но оригинал находится в Вильнюсе. Не во всяком городе такой памятник казался бы уместным. Но в Вильнюсе – городе культурном и космополитичном – он точно на месте. Тем более что фоном памятника являются увитые плющом психоделические граффити.

Сам Фрэнк Заппа говорил о себе так: «Я действительно дикий и возмутительный, но не в том смысле, в котором это понимают другие. В наше время, если ты работаешь по восемнадцать часов в день и работаешь с удовольствием, это уже дикость. А если притом ты не поддаёшься на компромиссы, не терпишь всякую бодягу и пробиваешься в жизни…» [ 3]

Биографии Фрэнка Заппы и Ромена Гари в некотором смысле схожи. Оба пробивались в жизни. Многие их воспринимали как возмутителей спокойствия. Один был американский музыкант с итальянскими корнями, другой - французский писатель и дипломат польско-русско-еврейского происхождения. А памятники им установили по обе стороны от Русского драматического театра Литвы. Это и называется: Вильнюс. Перекрёсток культур.

Но именно в эти дни вокруг Литвы искусственно сгущаются тучи. На улицах литовской столицы это пока что незаметно. Но уже нельзя не замечать, что в России наиболее воинственные «патриоты» избрали Литву в качестве очередной мишени, обвиняя её в том, что существующий калининградский транзит якобы «нарушает суверенитет России». Литву хотят «проучить», «поставить на место». В угол, что ли, поставить? Им мало «вставания России с колен». Им важно поставить на колени других.

Аналитики пытаются предсказать то, что последует в ближайшее время после масштабных российских военных учений в Калининграде, в которых принимали участие псковские десантники. Один из прогнозов: надо ждать провокаций и приграничных конфликтов.

Но есть надежда, что до этого всё же не дойдёт. Нормальные люди от этого уж точно ничего не выиграют – ни в России, ни в Литве.

Пока же в Литве слышны лишь отголоски событий, происходящих на территории бывшего СССР.

Русский драматический театр Литвы в апреле 2014 года отменил гастроли в Санкт-Петербурге. Это произошло после того, как петербургский организатор Международного театрального фестиваля «Встречи в России» подписал письмо в поддержку действий российских властей в Крыму.

Получилось, что встречи – отдельно, а Россия – отдельно.

«Для всего цивилизованного мира очевидно: подписавшие это письмо деятели культуры России поддерживают аннексию части другой страны», – объяснил отказ от гастролей режиссер Русского драматического театра Литвы Йонас Вайткус.

Руководство Русского драматического театра Литвы особо отметило, что русская культура из-за нынешних политических событий не лишится уважения, однако «попытка политически манипулировать деятелями культуры и искусства неприемлема и не согласуется ни с культурной политикой, ни с политической культурой».

Посмотрим, хватит ли ума у политиков не накалять обстановку.

Пока же Вильнюс [ 4] – наглядный пример безмятежности. И днём, и ночью. Ночной пример даже более нагляден. В старом городе на нескольких углах молодые музыканты негромко играли джаз. Под балконом, на котором была провозглашена независимость Литовской Республики, звучала песня. Девушка пела по-французски песню Padam Padam из репертуара Эдит Пиаф:

Этот мотив, преследующий меня день и ночь,
Этот мотив не рождён сегодня,
Он пришёл из такого же далека, как и я…

Три молодые пары - просто прохожие, прогуливавшиеся по ночному городу, - прямо на мостовой медленно танцевали под французскую песню. Над их головами так же медленно колыхались два жёлто-зелёно-красных литовских флага.

Где-то совсем близко витал дух французского посланника, уроженца Вильно Ромена Гари.

Алексей СЕМЁНОВ

1. См.: А. Семёнов. Обещал, но выполнил// «ПГ», №18 (690) от 7-13 мая 2014 г.

2. Ромен Гари (настоящее имя - Роман Кацев; 1914-1980) - французский писатель, литературный мистификатор, кинорежиссёр, военный, дипломат. Дважды лауреат Гонкуровской премии (в 1956 г. под именем Ромена Гари и в 1975 г. под именем Эмиля Ажара). В 1956 году за роман «Корни неба» получил Гонкуровскую премию. В день награждения Р. Гари получил письмо очевидца о том, как в 1942 году в Вильнюсском гетто умер его отец Арье-Лейб Кацев.

3. См.: Н. Слэйвен, Фрэнк Заппа. Электрический Дон Кихот. СПб. Амфора, 2009.

4. См.: А. Машкарин. Город-дом // «ПГ», № 29 (500) от 28 июля - 10 августа 2010 г.