Царство Небесное…

Две встречи с о. Николаем Гурьяновым

Пользуясь случаем и любезным предложением Льва Шлосберга написать по своему усмотрению несколько слов к юбилею уважаемой мной газеты, чью редакцию я сердечно поздравляю, не могу придумать ничего лучшего, как вспомнить ещё раз светозарного человека Божия о. Николая Гурьянова – Человека Небесного... Ибо много чудесного подарил мне Псков, но эта встреча, возможно, самая драгоценная.

- 1 -

Артем ТАСАЛОВ, поэт, Псков – Москва

В 1988 году, как раз в конце августа, привел меня Господь в Свято-Троицкий кафедральный Собор на должность смотрителя, которая только что в штате собора появилась и не одна, а три.

Мы дежурили по два дня с открытия до закрытия собора (примерно с 7 утра до 20 часов вечера) с перерывом в четыре дня.

Весной 1989 г., еще при митрополите Владимире Котлярове, было епархиальное собрание прямо в центральном храме Троицкого Собора. Я в этот день дежурил – расставлял стулья рядами и т. п.

Вижу, поднимается по высокой соборной лестнице при помощи двух прихожанок и проходит в храм высокий, седой как лунь, старец и садится на один из приготовленных стульев. Бабки-украсительницы – добрые души – мне и шепчут: чего сидишь? это же старец о. Николай – иди под благословение!

Я и подошел, в телогрейке, помнится, был тогда: в верхнем храме всегда прохладно было. И вот старец медленно поднимается, медленно крестит меня по всему телу, а не в ладонь, как другие, медленно садится...

Потом подтянулись остальные священники, пришел и митрополит – собрание началось и я пошел в притвор – следить, чтоб посторонние в это время не беспокоили собрание.

Сижу я в этом любимом теперь на всю жизнь притворе и думаю: не поленился встать старец, а ему уже за 80 было тогда, и, если не ошибаюсь, более он с острова на подобные собрания не отлучался.

Собрание еще не кончилось, а смотрю – старец-то уже к выходу идет. Я раскрываю перед ним массивные двери собора и лихорадочно думаю – что спросить? – живой старец ведь. Стоим мы с ним в дверях уж, и говорю ему: помолитесь обо мне, отче. А он медленно так глаза пригашенные поднял и тихо спросил: «А о чем помолиться-то, мой хороший?» Видно, ангел меня вразумил, и сказал я неожиданно сам для себя: помолитесь, отче, что бы Господь веру мою укрепил!..

И тут произошла метаморфоза: лицо его вдруг ожило и как бы просветилось всё, глазами зоркими глянул он мне в глаза, положил крепкие ладони свои на плечи, и твердо и радостно сказал: «Молодец!» И еще раз повторил твёрдо и радостно: «Молодец!», и благословил меня всего размашисто и неспешно.

И вот уж он спускается вниз по лестнице, под руки придерживают его две близкие прихожанки, а у меня в груди радость первая неотмирная, и я смотрю, смотрю ему вслед с высоты. Вот спустился он на порог храма, развернулся, поклонился, перекрестился и вот уж не видно его за лестничным столбом – исчез.

- 2 -

Старец Николай Гурьянов.

Это было теплым солнечным псковским сентябрем 1990 г. (вскоре после убийства о. Александра Меня) когда я уговорил своего близкого друга Анатолия Нестерова составить мне компанию в поездке на остров Залита, где жил и служил о. Николай.

И хотя я был знаком тогда уже с архимандритом Зиноном, все же сердце мое стремилось вновь увидеть это чудесное создание Божие – о. Николая, от которого я впервые почувствовал присутствия Благодати Духа Святого, с действием которой ничто земное не идет в сравнение.

Имел я целью еще и то, что друг мой старший – Анатолий, которого я любил, увидев старца, смягчится сердцем и войдет полнее в церковную жизнь, которой я был тогда очарован, работая смотрителем собора, наблюдая, читая, изучая сокрытый доселе от меня пласт великой христианской культуры.

Итак, мы стоим на пустой почти пристани в самом центре города – ждем «Зарю». Она подходит, садимся, оплачиваем билет, поехали. Народу – единицы.

Минут через 40 движения по реке Великой и Псковскому озеру сходим на пристани о. Залита. Шпиль церкви виден отовсюду – остров маленький – и мы идем по грунтовой короткой дороге к храму.

Я знал, что келья старца находится чуть дальше, но сначала захотелось увидеть храм. Двери храма оказались уже закрыты, служба кончилась, было примерно 12 часов дня. У входа в храм чуть сбоку – зеленая сторожка – никого не видно.

По неофитской благословенной привычке я подошел к дверям храма и, перекрестившись, сделал три поясных поклона. Анатолий стоял чуть сзади. И только я выпрямился и огляделся, чтобы определить, куда шагать дальше, как увидел в проеме сторожки о. Николая, который смотрел на нас. А вот он и спрашивает уже: «Кто это в гости к нам пожаловал?» И мы идем к нему под благословение.

Тут я должен сделать маленькое отступление и сказать о том, что когда оказываешься рядом с подобными людьми, время и пространство начинают как-то иначе восприниматься, сознание начинает более полно жить настоящим моментом и потому, вероятно, трудно восстановить в деталях всё, что происходило. По крайней мере, так бывает со мной.

Мы не спеша двинулись вслед за старцем, который пошел не в сторону кельи, а в сторону озера рядом с храмом. Вот старец смотрит на землю, в траву, и что-то не спеша говорит. До меня с некоторым запозданием доходит, что он высказывает сожаление о серых сонных больших мухах, которые ползают в траве. Я не готов вполне разделить это чувство и что-то говорю, что, мол, ничего тут страшного для мух нет. Но ведь святые особо остро воспринимают все живые создания, и я оказался не готов к подобному восприятию. Да и сейчас...

Наконец, я задаю свои важные, как мне казалось тогда, вопросы: «Батюшка, а правда, как говорят некоторые умные люди, что смотреть в небо надо поверх куполов?» Тут имеется в виду то, что для того, что бы искать истину и быть духовным человеком, вовсе не обязательно ходить в храм и участвовать в Таинствах. Этого я не пояснял, разумеется.

Старец ответил просто: «Кому Церковь не Мать, тому Бог не Отец». И вдруг сам заговорил об о. Александре Мене, упреждая мой приготовленный вопрос. А спросил он, примерно, по смыслу так: «Правда ли говорят, что о. Александр в чем-то уклонялся от православной веры?» Тут друг мой Анатолий стал, несколько волнуясь, говорить в защиту правоверия о. Александра. Батюшка согласно покивал головой и сказал: «Жалко его, родненького, да только он ведь у Господа уже, а вот ТЕ, кто убивал его – вот им-то будет ох как тяжко».

До сих пор, упираясь в это свидетельство старца, я уверен, что убивал о. Александра не один человек, а два или три.

К сожалению, остальное содержание разговора не удержалось в памяти, потому что когда начинаешь дышать воздухом ставшего вдруг близким инобытия, - это настолько заполняет все твое существо, что с непривычки как память отшибает, и остается только какое-то долгое, сладостное звучание забытой, и вдруг затронутой в сердце твоем струны, и ты слушаешь, как она звучит и не можешь, и не хочешь на иное отвлечься.

Этим-то так и важно присутствие святых в Церкви Христовой, что там, где святой – там Христос явным образом уже с тобой пребывает.

Нам пора было уходить, чтобы уехать на той же «Заре».

* * *

…Все уже сказано без слов – Царство Божие коснулось твоего сердца, ты словно сделал глоток живой воды и знаешь уже глубоко-глубоко, что никогда не умрешь, что смерти нет. И вот с этим «НЗ» ты возвращаешься в мир, который во зле лежит, и много будешь страдать и тосковать в серых, а то и черных буднях существования. Но отчаяться уже не посмеет душа твоя до конца. Ибо Милость Господа уже знает тебя, и больше меры твоей скорби тебе не даст.

* * *

Псков

Мне этим городом дышать – не надышаться:
В моей крови давно он растворён.
По руслам улиц шляться и шататься,
В них растворяясь, некто обречён.

Быть обречённым – славное занятье:
Уже не надо думать ни о чём.
Ты просто падаешь в бездонное объятье,
Родное небо чувствуя плечом.

Артем ТАСАЛОВ, поэт, Псков – Москва