Резкие движения

Дети бывают разными. Бывают милыми, отзывчивыми и ласковыми. Бывают вредными, капризными и даже злобными. Но когда спят, они всегда – сладкие-сладкие. Ночью мы прокрадываемся в спальню потрогать детские пятки, а сыновья смешно ворчат во сне и прячутся под одеяло.

Саша утром благодушно возмущается:

- Ты зачем меня ночью щекотала?

- Не щекотала, а погладить тебя приходила.

- Обязательно ночью! Как будто днем нельзя!

Ага, кто-нибудь пробовал днем гладить колючего подростка? Он же в сознательном состоянии уже такую дистанцию выстраивает — на километр не подойти. Проведешь рукой по волосам — недовольно крутит головой, прическу испортили. Поправишь походя воротничок рубашки — демонстративно вернет на прежнее место. Намекает, значит, изо всех сил, что уже не маленький и фамильярного обращения не позволит. А я что могу поделать? Я все еще вижу его ребенком, которому недавно нос вытирала. В сущности, весь конфликт отцов и детей растет из этого разновидения.

Впрочем, иногда еще Александр позволяет телячьи нежности. После ссоры может подойти, потереться о плечо. Или в качестве поддержки погладить меня по голове:

- Очень сегодня устала?

Это, кстати, тоже разрыв шаблона — когда твой ребенок берет на себя такую защищающе-покровительственную роль, сопереживает не на уровне «Мамочка, не плачь», а действительно как взрослый - «Понимаю твои проблемы и разделяю их». Я в таких случаях будто проваливаюсь в будущее — на миг ощущаю себя усохшей старушкой, а сына — взрослым плечистым дяденькой. Чур меня, чур! Рано еще!

Но это только последний, наверное, год Саша строит такие взрослые тактильные отношения. Еще недавно на вопрос «Почему бы днем не погладить», я могла бы честно ответить: «Боюсь». На любые поглаживательные намерения отпрыск реагировал чрезвычайно бурно. Принимал их за приглашение «побеситься», начинал подпрыгивать, подскакивать и непременно заезжал локтем кому-нибудь в глаз.

Конечно, можно посчитать, что это общая мальчишеская черта — такое необузданное проявление чувств. Вон, недавно заходил в гости мальчик Женя, так за попытку приласкать чуть не сбил меня с ног некрупной пятилетней тушкой — от восторга. Но я все же склонна считать, что таким образом отзывается Сашина младенческая недоласканность. Четырнадцать лет назад педагогическим адептом слыл доктор Спок, а он категорически не велел детей к рукам или, упаси боже, к совместному сну приучать.

Нынче эта теория не в моде, да и по собственным ощущениям считаю, что ношение на руках и обнимания не балуют, а наоборот, позволяют иметь более крепкую связь с ребенком. Какое-то взаимное понимание устанавливается, пока требовательный, тяжелый, но такой родной младенец висит на тебе круглосуточно.

Сашу же от «правильного» безручного воспитания спасло только мое нежелание таскать по этажам громоздкую коляску. С двух месяцев, как только позволили рекомендации производителей, я усадила Александра в переноску-«кенгуру», повесила буквально на шею, и так мы всюду перемещались — на кухню готовить, на улицу прогуляться, в магазин за продуктами. Помню, настолько привыкла к этому совместному существованию, что выбравшись однажды за покупками без ребенка, начала автоматически укачивать буханку хлеба.

Но как только Александр подрос, «баловство» прекратилось — сам, ножками, и не просись на руки, уже не маленький. И чем больше родители проявляли педагогическую строгость, тем активнее ребенок начинал беситься, стараясь хоть на бегу, хоть случайно врезаться в папу-маму. Мы же принимали потребность в контакте за мелкое хулиганство и выносили «ай-яй-яй».

Лет в девять у Саши стала проявляться такая заметная неловкость и разболтанность. Идет по комнате — стол или стул обязательно зацепит, на улице — в столб врежется или стены домов обтирает. Руки-ноги вечно в синяках, одежда моментально в клочья. Катастрофа ходячая.

Я, было, приняла это за болезнь роста, когда ребенок неожиданно вытягивается и, не осознавая своих размеров, сталкивается с пространством. Действительно, все дети в тот или иной период бывают особенно неуклюжими. Но время шло, можно было уже и привыкнуть к новым размерам, а симптом оставался настолько заметным, что во время какого-то медосмотра я посчитала нужным рассказать об этом детскому психологу.

- А как часто вы ребенка обнимаете? - последовал вопрос.

- Не часто, не балуем.

- И вот результат, мамочка.

Так я узнала, что концепция изменилась — детей, даже подрощенных, положено обнимать, гладить и брать на руки по крайней мере четыре (оскорбительная точность!) раза в день.

Доктор прописал — мама применила. И тут обнаружилась та самая скакуче-брыкучая реакция на поглаживание. Ситуация осложнялось проектом «Лев» на каком-то значительном сроке вынашивания. Приходилось Сашу одной рукой гладить, а другой — уговаривать не бить локтями в живот. Мы изо всех сил старались, и без потерь «отгладили» ребенкину неуклюжесть.

Зато когда Александр впервые увидел маму «без живот», то с хорошего разбега запрыгнул на руки. Десятилетний-то мальчик! Присутствовавшая при восторженной встрече бабушка аж побледнела:

- Ты что!?

- А чего? Теперь же можно! - радостно взбрыкнул Саша и заехал мне головой аккуратно в нос.

Лёву мы, конечно, уже воспитываем по новой концепции — и носим, и тискаем, и гладим от души и с полным сознанием педагогической грамотности. Но все равно исправно получаем шишки, синяки и прочие мелкие увечья от детских локтей-коленок. Скоро снова начнем прятаться и уворачиваться от бурных проявлений сыновней любви. Зато теперь я твердо знаю ответ на сложный вопрос «приучать ли ребенка к рукам или не баловать». Пока он маленький, пока беззащитный, не брыкучий и неубегучий — надо пользоваться и тискать в свое удовольствие. А то потом останется только подкрадываться ночью и трогать за пяточки.

Елена ЧЕРЕПИЦКАЯ.

Продолжение следует.

Предшествующую публикацию см. здесь.