Для больших и маленьких

Современное эстонское искусство напоминает, что ещё два десятилетия назад наши культуры были в огромной мере единым целым

18 февраля 2010 года в выставочном зале Псковского музея-заповедника при большом стечении прессы и публики, в обстановке взаимопонимания и эмоционального подъёма от общения с искусством состоялось открытие выставки «На радость большим и маленьким». Экспозиция представляет псковским зрителям книжную графику современной Эстонии. Она останется в нашем городе до 7 апреля, после чего будет показана в Санкт-Петербурге и Москве.

Юлле Мейстер. «Потерянное счастье охотника». Цветной карандаш, гуашь, 2009 г.

С началом нового века каждые три года – в 2003, 2006, 2009 годах – в Таллинне проходят сводные выставки (Триеннале) книжной графики десяти стран Балтийского бассейна (включая Норвегию и, разумеется, Россию). Размещённая в Пскове выставка представляет собой эстонскую часть такой большой экспозиции за 2009 года.

Она примечательна сама по себе, увлекательна и разнообразна. Здесь мы встречаем множество отличных друг от друга техник, имеем возможность оценить труд двадцати разных авторов, каждый из которых обладает выстраданной оригинальной манерой. Все эти художники в той или иной мере применяют однажды найденный, варьируемый приём – но это и естественно для мастеров, создающих тиражную, объединяемую в серии, книжную продукцию.

Важно, что, несмотря на разнообразие, выставка характеризуется строгим стилевым единством. Это, без сомнения, единство постмодерна (в данном случае я применяю этот термин как констатацию – вне какой-либо положительной или отрицательной оценки). Несмотря на свою лёгкость, красочность и адресованность, казалось бы, в первую очередь миру детства, выставка ставит перед искусствоведческой наукой целый ряд сложных и увлекательных задач, решение которых важнее и шире, чем она сама.

Анализируя современное эстонское искусство, невозможно абстрагироваться от того, что ещё два десятилетия назад наши страны, этносы и культуры были в огромной мере единым целым. Многие эстонские художники получили профессиональное образование в учебных заведениях русских столиц. Известно: нет ничего более устойчивого, неискоренимого, чем однажды оказанное культурное влияние. Мы видим, что воздействие русской художественной традиции остаётся большим и сегодня. Как излучение погасшей звезды летит сквозь пространство, никогда не исчезая до конца, так и отсвет нашей отечественной культуры останется (по-видимому, навсегда) в культуре эстонской.

С другой стороны, Эстония, будучи субъектом Европейского Союза, органично интегрирована сегодня в иной, более широкий, культурный процесс. Узнавая в представленной выставке родовые черты русской традиции, необыкновенно интересно понять меру наступившего (нарастающего?) отдаления от неё. Существенно важно также уловить на этом базовом фоне новые (и старые тоже) западноевропейские черты.

Юсс Пихо. «Старый Крейцвальд». Акрил, смешанная техника, 2009 г.

Решение указанных задач особенно непросто ещё потому, что ведь и Россия (и так было всегда) – это тоже Европа. Тем более в аспекте искусства современного, когда постмодерн – новый универсальный стиль, стиль ЕС по преимуществу – овладел и нашим культурным пространством.

Наконец (и это самое главное) важно выделить и понять в «охапке» причудливой и многообразной графики её основу – собственно эстонское национальное зерно. Во всех из почти шести десятков произведений основа эта несомненна и глубока.

Русская – гуманистическая – традиция, связанная с Реализмом и внутренним отказом от штампа (от механического повторения однажды найденного приёма) как основы художественного языка, проявляется, на мой взгляд, более всего в манере таких художников как Рети Сакс, Маре Хунт, Юлле Мейстер. Парадоксальным образом их же искусство представляется и наиболее национальным, эстонским. Начала же постмодерна всего ярче проявлены в работах Катрин Эрлих, Регины Лукк-Тоомпере, Юри Милдеберга и Юсса Пихо.

У Р. Лукк-Тоомпере мы видим элементы коллажа, раздвижение – эластичность форм привычного мира и человека. Всё это тесно увязывает книжную графику с виртуальным (цифровым) миром – иллюстрирует происходящий в рамках эстетики постмодерна всемирный переход пластических искусств к неведомому финальному синтезу.

Постмодернист всегда подсознательно стремится к максимальному отчуждению собственного творчества – к его предельной механизации, и как бы автономному, независимому появлению – самозарождению. Именно поэтому элемент случайности (всеобъемлющей Игры) принципиально важен для эстетики постмодерна, в рамках которой художник почти обязан не знать заранее, что станет результатом его творческого акта. Строго говоря, традиционный художник тоже до конца не знает этого (в том-то и тайна искусства!). Но он хотя бы планирует, предполагает. Постмодернист же полностью пассивен (восприимчив) перед ведущей его внешней силой. Бесконечная, окончательная открытость (тесно связанная с «открытым состоянием сознания», с отказом от собственной личности) – вот главное качество постмодерна.

Юсс Пихо. «Пульчинелла». Акрил, смешанная техника, 2009 г.

Из перечисленных авторов именно Юсс Пихо кажется наиболее сильным и большим, поднимающимся в своём творчестве над камерными пределами книжного жанра к универсально значимому выражению общего стиля.

Понятно, что (к сожалению) отечественный зритель в очень большой мере изолирован от содержательной, литературной основы эстонских книжных картинок – по незнанию языка, по отсутствию переводов. Но в таком положении есть и некоторое преимущество: ведь пластическое искусство в целом (и графика в частности) – самодовлеющий феномен. Оно, даже будучи молчаливым, бессловным, говорит (и должно говорить) само за себя. В этом смысле незнание текстов даже помогает постичь собственную сущность графики.

Анне Линамяге-Лиийва. Французская сказка «Принцесса с длинным носом». Акварель, карандаш, 2008 г.

И здесь произведения Юсса Пихо представляются наиболее ёмким, инвариантным манифестом пост-современной эпохи. Его «Пульчинелла» - данная в профиль, как бы отсеченная человеческая голова в театральной маске, с усевшейся на лоб птицей, клюющей мозг – вот, пожалуй, портрет сегодняшнего всемирного художественного сознания, которое как бы бежит от себя, страшась самовыражения и своего подлинного лица в зеркале искусства, но отказаться от творчества (от жизни) всё-таки не может.

Вообще, постмодерн – это (в главном) системная открытость, бесконечная полиморфность, принципиальная возможность трансформации (в пределе – приемлемость отказа от своего «Я»). «Политкорректность» (терпимость) – базовый принцип постмодерна. В известных пределах этот принцип прекрасен. Но суть постмодерна в абсолютной терпимости. Потому-то он неприемлем для любой дорожащей самосохранением национальной культуры: эстонской, русской ли – всё равно. Иными словами, постмодерн – это стиль Будущего: стиль каким-то образом объединённого безнационального пост-человечества.

Так в чём же, собственно, эстонская национальная особенность творчества, предлагаемого сегодня зрителям в выставочном зале музея? В чём его «не сводимое ни на что иное» оригинальное содержание? По-видимому, в некотором уроке ясной тихой жизни, в непоспешной радости, равновесном порядке в сердце и голове.

Мы, русские (помимо того, что большие и сильные) – слишком страстные: слишком одержимы даже в малом нашей всепроникающей высокой политикой, не в меру пристально несём – в себе, не напоказ – свою мировую миссию. Это обосновывает, конечно, субъективно достоверное величие, но подчас мешает жить. Просто жить и радоваться – умиротворённому вечеру за окном, детским голосам в соседней комнате…

О чём это я? Да всё о нём же – об искусстве.

Юлий СЕЛИВЕРСТОВ, искусствовед