Борис Семенов:
«И зреют дни, чтобы пройти…»

Биографический очерк тартуского профессора Сергея Исакова и псковского краеведа Натана Левина о неизвестном поэте Борисе Константиновиче Семенове (1894-1942) опубликован нами 15 февраля этого года в рубрике «Судьба». Его судьба сложна и трагична. Он родился в псковской купеческой семье, окончил здесь реальное училище, с началом мировой войны перешел из столичного университета в школу прапорщиков, на фронте командовал ротой, раненым попал в плен, наказывался за попытки бежать, в 1919 году воевал в Северной армии Юденича, осел в Печорах, куда из Пскова перебрались и его родители. Борис Семенов учительствовал в Лавровской частной гимназии, в 1924-27 годах учился на Русском юридическом факультете в Праге, вступил там в Трудовую Крестьянскую партию России, стал ее активным работником, членом Центрального бюро. Одновременно сотрудничал с пражским литературным объединением «Скит поэтов», печатал стихи в зарубежных изданиях… С октября 1927 года инструктор по внешкольному образованию Печорского края Борис Семенов почти 13 лет проводил большую культурно-просветительскую работу среди местного русского населения. Сразу после установления советской власти в Эстонии был репрессирован и через два года умер в тюрьме. Читатели просят шире познакомить с литературным творчеством нашего земляка. Основная часть его стихов, собранная из различных источников, публиковалась таллинским журналом «Вышгород» в 1994-99 годах. Профессор Сергей Геннадиевич Исаков любезно предоставил нам опубликованные материалы.

Россия

Все, как сон, со днями исчезает.
В суету уходит, в пустоту,
И в тебе лишь сердце обретает
Некую нетленную мечту.
Пусть навек былая радость минет,
Но не жить, любви не сохраня,
Ах, Россия, ласковое имя,
Боль моя и молодость моя.
Ты ль меня судьбою обделила
Или я тебя не доберег?
Как узнать? Крепки твои могилы,
Запоздал и горестный упрек.
Эта скорбь теперь уже навеки.
Эта грусть вошла уже в любовь:
До конца несут с собою реки
Память мытых ими берегов.
Ах, уйти б, уйти в большое море,
Потерять и память о себе,
И всего отдать себя, не споря,
Неразгаданной твоей судьбе.

ПСКОВ

С высоких круч забытые века
Глядятся разоренными кремлями
В речной разлив, и, башенными снами
Утомлена, задумалась река.
На ясный запад жаркие кресты
Возносят светлые, как облака, соборы;
И щурится в садах вечерний город,
Благовестит заречный монастырь.
О, свете тихий, юность отцвела,
И зреют дни, чтобы пройти... Не так ли
Спадают в воду розовые капли
С задумчивого, легкого весла.

Посадская

Ввечеру, над улицей
Ухают гармоники;
Слушают и щурятся
У заборов домики,
Монастырски маковки,
Облака баранками, -
Где-то парень-лакомка
Пристает к белянке:
- Не намолишь младости
Бабьими вечернями.
Только ведь и радости
С милым за сиренями.
Ты, как сымет зоренька
Алу опоясочку,
Выходи со дворика
За калитку, ясочка.
Закудрил кадрилями,
Пышет черным полымем;
Как взмахнула крыльями, -
Потеряла голову:
Эх, вы, гуси-лебеди,
Жулики посадские,
Петь бы вам обедни
Голосами сладкими.
Сны мои дремучие -
Вовсе нету просыпу, -
Запружусь, замучаюсь,
Нагуляюсь досыта.
Не гудит гармоника,
Не трещат кузнечики;
В сумраке тихонько
Скрипнуло крылечко...
Вот уж по задворкам
Петухи скликаются,
Журавель с ведерками
По-воду скланяется,
И собрался к ранней
В звоны бить Афонюшка, -
Охнула в тумане
Разлилась гармонюшка.

Успение

Желтеют яблоки.
Сады, сады до крыши;
Курчавый звон истаял в синеве.
В серебряных холстах на золотой листве
Пречистая стоит, задумалась и слышит:
Там кличут девушки в сквозных, грибных лесах,
И матери с улыбкой, пряча груди,
Поют над люльками, и о творимом чуде
Нездешние им шепчут голоса.
Исполнились земные урожаи,
Светлеют радости, благославляя боль.
И все еще звенит певучая юдоль,
А благостный покой глаза Ее смежает.

Из дневника

Я видел в темноте, как мчатся облака,
Как стонет дикий вихрь в таинственном порыве,
И плачет, как старик, могучая река,
И гнется до земли растрепанная ива.
И в темноте, среди обрывков туч,
Твой образ промелькнул.
Кругом сгустились тени.
Я шел сказать тебе:
«Прости меня, не мучь».
И пред тобою встать хотел я на колени.
И пронеслися тучи,точно дым
Какого-то далекого пожара.
И выглядел тогда я слишком молодым,
И чувствовал себя я слишком старым.
И я приду. Меня ты не гони.
Я сам уйду. Уйду, когда замечу,
Что тучами промчалися те дни.
Когда со мною ты искала встречи.

www

Уж яблони на солнце устают
Стремить в ветвях густеющие смолы,
Уже сады умолкли, не поют;
Недвижно реют золотые пчелы.
Не вырваться из солнечных тенет,
Все тяжелее бахромятся маки,
Такой тугой и терпкий в жилах мед
Взострил грудей серебряную накипь,
И, багровея, шевельнулась мгла;
И вот, погнулись долу кипарисы,
И темный ангел, острых два крыла
Голубоватым пламенем распрыснув,
Затрепетал. И жаждущая плоть
Зачатьем содрогнулася, и снова
Дожди, звеня, сияют, и Господь
Колеблет мир животворящим словом.

www

Что же нам злиться и плакать -
Жили, любили, а все равно
Сгинем;
и будет с издевкой
Дергаться дикими взмахами
Из-за плетня на веревке
Мокрая чья-то рубаха.

На фотографии Борис Семенов с женой Анной и дочерью Ниной. Предположительно 1929-1930 г.