В поиске жестов

Дирижер оркестра Александр Разумов: «Я хочу работать на самом высоком уровне»

Симфонический концерт чем-то похож на море. Волны звуков, таких разных и самостоятельных, накатывают со всех сторон, образуя тем не менее нечто целостное и единое – необъятное, невероятно большое. И самое удивительное – что эта стихия держится на кончиках пальцев одного человека.

С 1 октября 2003 года псковским симфоническим оркестром руководит новый дирижер. Александр Разумов на вопрос, как получилось, что он стал дирижером отвечает: «Случай».

Случай привел его после детской музыкальной школы на отделение хорового дирижирования средней специальной музыкальной школы при Белорусской государственной консерватории в Минске. Потом была Санкт-петербургская консерватория, сначала хоровое, потом симфоническое дирижирование. Общей сложностью «случай» растянулся на 21 год.

«Единый знаменатель»

То, что стороннего зрителя поражает до глубины души, для Александра Разумова – работа. Обычное дело – жестом приводить музыку в движение. «У каждого музыканта свое понимание произведения, свое ощущение пульса, метра, ритма, и я должен это привести к единому знаменателю, чтобы все были как единый организм» - рассказывает он.

От дирижера во многом зависит, как прозвучит музыкальное произведение, и в этом – большая ответственность: «Мы работаем с гениальными произведениями, и важно попытаться дотянутся до них по мере сил». Дирижер – нервный центр всего оркестра:

- Когда сидит 70 человек, и у каждого свой характер, свой темперамент – очень важно собрать всех вместе. В процессе дирижирования устанавливается контакт с исполнителями – это потрясающее ощущение, когда ты делаешь малейшее движение, а тебя понимают! Но это приходит с опытом. В нашей профессии надо постоянно учиться. Я еще только-только вступаю в нее.

- Александр, а каким образом Вы это чувствуете?

- Вплоть до того, что я знаю особенности, как каждый играет. Дирижер – это больше психологическая, чем внешняя профессия. Я ощущаю какие-то импульсы, знаю, вот здесь кто-то может рвануть, вперед пойти, а кто-то будет оттягивать, кто-то в силу характера где-то будет небрежен. В обязанности дирижера входит и психологическая работа – ощущать, понимать людей. И чем незаметнее ты это делаешь, не задумываясь, как это происходит, просто происходит и все – вот в этом мастерство.

- Вам необходимо знать музыкантов или Вы можете сыграть и с незнакомым оркестром?

- В Пскове я постоянно работаю с этими людьми, и волей-неволей я их знаю – характеры, проблемы и пр. Но и если ты приезжаешь к незнакомому оркестру, есть определенные правила игры, которые известны всем. Я дирижер – они музыканты. Есть определенные моменты, которые нам ясны, и уже по ходу дела ты понимаешь, что как.

- Сколько раз надо сыграть, чтобы дирижер и оркестр стали одним целым? В какой момент приходит взаимопонимание?

- Хороший вопрос. Понимаете, по разному. Когда я прихожу к оркестру, я уже знаю произведение, знаю, каким я хочу чтобы оно было - естественно, я занимаюсь, потому что неготовым нельзя выходить к людям! Я знаю, каким оно будет, но есть и технические барьеры – у всех же разные способности. У нас – это достаточно длительный процесс выигрывания, какое бы произведение я ни взял. Нам еще предстоит работать. То что мы имеем сейчас – это какая-то ступень.

- А само произведение Вы сможете сыграть с первого раза?

- С листа? За мной не заржавеет… В принципе, я в состоянии разобраться. Но это просто неприлично – читать с листа! Каждое произведение нужно слышать, прежде чем идти к оркестру. Если я его не слышу – я не выношу его на оркестр. Хотя бывает всякие моменты в жизни дирижера, мне тоже случалось выходить не совсем подготовленным, потом в процессе уже разбираешься… В любом случае, я предпочитаю выучивать все, чтобы знать, что я хочу слышать. Чтобы потом людей не мурыжить, а ставить задачи и их решать.

Личный отпечаток

- Много ли Ваша личность привносит в музыку?

- Моя? Думаю, наверное да. Мои достоинства и мои недостатки – я пока не избавился от какой-то шелухи, но я к этому иду. Чтобы звучал именно композитор. Я работаю, и пытаюсь точно следовать каким-то подсказкам в нотном тексте, именно композиторским, пытаюсь сделать это качественно. Эти вопросы обсуждали люди высшего порядка, тот же Лист. Естественно, ты не можешь быть абсолютно отстраненным, естественно меня захватывают какие-то моменты, и я увлекаюсь, а что это, что подразумевал сам композитор? – я не знаю. Но в любом случае, это должно быть сделано интересно и профессионально.

- Сильно различаются произведения, сыгранные разными дирижерами?

- Вы знаете, отличаются. Даже если говорить о великих. Вроде бы, и тот правильно делает, и этот правильно, и тот здорово, и этот здорово, а все равно, есть разница. Личность накладывает отпечаток, своими ощущениями.

- Вы играете только классику?

- В основном да, в этом сезоне мы играли по большей части классическую музыку. Плюс мы играли песни военных лет, плюс мы играли аргентинского композитора Астора Пьеццоллу (Astor Piazzolla). Но и он уже считается классиком. Раньше Прокофьева воспринимали как «авангард», «модерн», а сейчас это светлейший классик – время тоже интересная вещь. Но поп-музыку мы не играем.

- Лондонский симфонический оркестр делал программы по музыке Queen, the Beatles. Вы не хотели бы сделать что-то в этом роде?

- Наш директор, насколько я слышал, ищет эти ноты, именно обработку the Beatles для Лондонского симфонического оркестра. Если они у нас будут – сделаем программу, с удовольствием. Я не против любой музыки, если она профессионально сделана, если она интересна, хорошо написана. Можно исполнять любую музыку, вопрос – как это делать. Я хочу исполнять все как можно лучше.

- Александр, а Вам есть разница, что играть?

- В ощущениях? Если я скажу нет, это будет странно выглядеть. Конечно, у меня есть какие-то предпочтения. Но иногда бывает так, что мне нужно это произведение сделать, именно это. Но к любому произведению я буду подходить с той позиции, что оно мне нравится. Потому что если оно мне не нравится, то я не смогу увлечь людей.

- А как быть, если надо, но очень не хочется?

- Знаете, бывало и такое. Но все равно, я подхожу так, что это надо сделать, и надо сделать хорошо. Каждый человек индивидуален. У меня может быть какие-то свои «тараканы», но от этого же не должно страдать дело, правильно? Если я берусь за что-то, я пытаюсь сделать это добросовестно. В силу своих способностей и возможностей оркестра, но в любом случае, не спустя рукава.

«Да, нас не много!»

- Каково сейчас живется дирижеру симфонического оркестра? Это ведь не очень частая профессия, не каждый день встречаешь….

- Кто-то мне сказал: «В Пскове директоров много, только губернатор один и один главный дирижер!». Нормально живется. Я занимаюсь своим делом, я его люблю. Да, нас не много! Это специфика профессии. Нас на симфоническом дирижировании училось три человека на курсе – так принимают. Я думаю, случайных людей не оказывается в нашей профессии. Если человек такие испытания прошел, то обратно пути назад уже нет.

- Что Вы имеете в виду под «испытаниями»?

- Я имею в виду, что очень много нужно знать и уметь, чтобы поступить и на хоровое, не говоря уже о симфоническом дирижировании – настолько необъятная профессия. На самом деле я счастлив, что этим занимаюсь. Конечно, не все приходит сразу. Но в те моменты, когда у нас что-то здорово получалось – это счастье неимоверное! Я не позирую, я на самом деле ощущал это. Ради этого стоит жить.

- Вы устаете во время работы?

- Раньше я тратил больше физических сил, пытался делать больше чем нужно. Сейчас я не могу сказать, что научился, но прихожу к тому, что добиваюсь той же отдачи с меньшими моими физическими усилиями. Это больше нервно-психическая деятельность, чем физическая. Конечно, бывает, что устаешь, но не именно во время репетиций. Я готов репетировать и по 6 часов, если надо, уже выработался иммунитет, еще при обучении, это для меня не проблема. Когда я стою за пультом, я не устаю, усталость приходит потом.

- Вы и Ваши эмоции постоянно перед публикой. Вас это не смущает?

- Я не стесняюсь. У меня, не побоюсь этого слова, очень большой опыт выступлений, но не в качестве дирижера, хотя и этот опыт появляется. Я с 14 лет пел в хорах, и я постоянно пел в хороших хорах. Последний – это Санкт-петербургский камерный хор, мы объездили всю Европу, были в Америке, в Канаде. Мы пели во всех лучших залах мира. У меня нет боязни сцены. Я стараюсь все делать на репетиции, чтобы на концерте никаких форс-мажорных ситуаций не возникало. Обычно и не возникает.

- У Вас складываются особые отношения с инструментами?

- Я очень люблю струнные инструменты, но также люблю и духовые, деревянные и медные. Мне нравятся все инструменты, если на них хорошо играют. Но и сам инструмент накладывает отпечаток на личность. По наблюдениям видно, что тромбонисты – другие, чем скажем, валторнисты, а гобоисты – не такие как кларнетисты, это что-то в характере.

- А можете угадать, на чем играет человек?

- Знаете, приблизительно да. Инструмент что-то передает людям. Хорошие музыканты сживаются с инструментом, чувствуют его.

- Не бывает искушения немного переделать произведение под хорошего музыканта, чтобы выделить его?

- Специально я такой задачи не ставлю, для меня все равны. Важно, какое это значение имеет для произведения. Если это необходимо по эпизоду – то конечно. Музыкант сам это чувствует – «вот здесь мое соло». И здесь он может показать максимум своих возможностей. И естественно, он получает какую-то свободу. У нас есть музыканты очень приличного уровня, даже не по псковским меркам. Но состав разношерстый.

Публичная профессия

- Александр, Вы придумываете свои жесты?

- Разумеется, я постоянно ищу, в рамках того, что я уже получил. У меня в голове уже заложена какая-то определенная программа, и на ее основе я двигаюсь дальше. Техническое освоение – руками – тоже занимает много времени, и я постоянно учусь. Я ищу жесты. Но дирижеру недостаточно просто знать музыку, ее еще нужно передать, и вызвать отклик у музыкантов, а потом и у слушателей. Пианисту чем проще – ты зависишь от себя. Мои задачи – чтобы все было понятно людям, удобно и спокойно. В том плане, что я всегда им помогу, подскажу и никаких проблем не будет.

- ак проще выступать – при полном зале и при пустом?

- Честно говоря, я счастлив, когда зал полон. Просто счастлив. Когда пустой зал – бывало ездили, человек 50-60 сидит – все равно я буду стремиться все сделать по максимуму. Но когда полный зал – что-то такое происходит, какая-то подпитка.

- Вы чувствуете спиной?

- Чувствую. Иногда пытаюсь осознанно влиять на зал.

- Как - через спину?

- Нет, не через спину – через эффектность, через подачу. Можно сыграть одинаково, но как ты это преподнесешь? Есть дирижеры, на которых приходят смотреть. Я сторонник того, чтобы приходили слушать музыку, но все-таки профессия несет на себе отпечаток публичности. Если музыка подразумевает какую-то эффектность – почему я должен этого избегать? Над этим я тоже работаю – чтобы делать это ярче, выразительнее и убедительнее.

- Александр, а Вам никогда не приходил в голову вопрос: сколько же это будет продолжаться?

- А это все время будет!

- И Вы довольны?

- Конечно! Это раньше у меня паника и ужас такой был… Я уверен на 99% – 1% оставлю – что я буду заниматься только этим. Другое дело, на каком уровне и как, но это уже мои внутренние вопросы. Мне было 28 лет и я получил оркестр – это очень хорошо! Здесь моя творческая лаборатория. Я могу сказать, что за это время я получил колоссальный опыт.

- Псков для Вас - это вершина или собираетесь дальше, по столицам?

- Я бы сказал так: я хочу работать на самом высоком уровне. И будет это Псков, или я не знаю что – я буду стремиться к этому уровню.

Беседовала Светлана ПРОКОПЬЕВА.